«Я сделала татуировку
на память»

Анастасия Степико, 34 года, Томск

Встретила любимого человека и поняла, что готова. Пила витамины, сдавала анализы, наблюдалась. Единственная проблема, которую я видела на тот момент — у меня микроаденома гипофиза. Она могла помешать зачатию, меня задевало это, но с первого раза всё получилось. Положительный тест, я иду к гинекологу, всё хорошо. Мы с мужем,
не сговариваясь, не говорили никому.

я хотела стать мамой.

Через некоторое время я почувствовала боль. На седьмой неделе мне сказали, что есть гематома рядом с плодом, она мешает развитию — шанс 50 на 50. Прописали препараты, которые должны были уменьшить сгусток крови. Я верила, что всё будет хорошо. Меня мучал токсикоз, за мной наблюдали. Мы сказали маме мужа о беременности, она — врач, у неё можно было спросить совет. Она меня поддерживала.

На десятой неделе я пришла на УЗИ, по глазам врача стало понятно, что что-то не так. У плода не было сердцебиения, нужно было делать медикаментозный аборт. Эти слова периодически всплывают у меня, это было сложное испытание. Муж был рядом, поддерживал, вытерпел все мои
«Я сейчас умру».

После этого я не помню месяц жизни, было настолько плохо. Мне казалось, что это очернение. Я думала, что проблема во мне, я недоделанная, на мне крест, я не смогу родить ребёнка. Вернувшись сейчас в тот момент, я бы себе сказала, что дело не во мне, так просто происходит, это жестоко, это называется естественным отбором. К сожалению, мир так устроен. Тогда этих слов не хватило.

Мне казалось, что это очернение.

Мне требовалась психологическая реанимация, мы с мужем запланировали путешествие по Европе, нужно было отвлечься. После путешествия я сделала татуировку на память о случившемся. В себя начала приходить спустя два с половиной месяца. Когда я была спокойна, пошла рассказывать обо всём маме. Я переживала за неё больше, чем за себя — она очень чувствительная. Мама сказала, что почувствовала неладное, она меня поддержала, в её жизни тоже было такое.

Ситуация потери стала зачатком депрессии. Муж мотивировал меня возвращаться к жизни, думать дальше. Пытаться снова забеременеть было страшно. Всё делалось будто с закрытыми глазами, мы старались не вспоминать о прошлом опыте. Я забеременела, боялась, что что-то пойдёт не так. Когда мне говорили о малейших отклонениях — всё, занавес. Потом выяснялось, что ничего страшного. Начался коронавирус, умерла моя собака. Кажется, я все девять месяцев провела в депрессии. Мы никому
не говорили до момента, когда нужно было сказать. Ребёнок родился, пришло облегчение. Есть навязанный стереотип: ребёнок рождается,
у тебя автоматически к нему любовь, видишь его и плачешь. У меня этого не произошло, я не могла позволить себе позитивных эмоций.

Началась послеродовая депрессия. Я плакала каждый день, было бесконечное чувство тяжести, я пошла к психотерапевту. Мы пытались выйти из этого состояния с помощью терапии, но не получилось. Мне пришлось выбирать между грудным вскармливанием и лечением. В шесть месяцев я бросила вскармливание и начала пить антидепрессанты.

Сейчас моей дочери Эмилии девять месяцев. Когда она начала улыбаться, появились просветы. Она похожа на мужа, у них тандем. Эмилька вообще классная, мы её везде берём, она тусовщица. Любит помидорки черри, фрукты. Недавно мы завели собаку, её она тоже любит. Я смотрю на неё,
и это чудо, что-то волшебное. Мне кажется, я могу спокойно говорить
о потере только потому, что у меня есть ребёнок.